Хозяин, оказавшийся немцем по происхождению, изъяснялся на таком же ломаном английском, как Сорвиголова, и даже не заметил, что его покупатель говорит с акцентом, который, несомненно, вызвал бы подозрения у настоящего англосакса. Зато он умудрился содрать с Жана двойную цену – должно быть, по случаю ночного времени. Сорвиголова, притворившись слегка опьяневшим, расплатился не торгуясь, но потребовал еще и провиантскую сумку, за которую ему пришлось уплатить целую гинею.
Из кабачка Сорвиголова вышел покачиваясь, со шляпой набекрень.
– Приятели хотят промочить горло, – вслух и довольно громко рассуждал он, – нас, канадцев, вечно мучает жажда, и мои земляки не прочь подкрепиться.
Его остановил патруль. Жан протянул капралу заранее откупоренную бутылку.
– Только не всё, капрал, – приговаривал он, – парни на посту умирают от жажды… Канадцы всегда хотят пить.
Капрал ухмыльнулся, припал к бутылке и, опорожнив ее до половины одним могучим глотком, отдал остатки виски подчиненным.
Обычно англичане снисходительно относятся к пьяным, поэтому он уже было собирался отпустить подвыпившего волонтера, находя его объяснение весьма убедительным, однако солдаты патруля запротестовали – полбутылки показалось им мало. Они решительно требовали прибавки, и Жан, опасаясь осложнений, вынужден был отдать вторую бутылку.
Пока все шло так, как он и рассчитывал, не считая того, что на востоке уже начинала алеть полоска зари. Но не успел он сделать и полсотни шагов, как наткнулся на стрелковый окопчик. Забряцало оружие, грубый голос окликнул:
– Стой, кто идет?
– Виски! – вполголоса ответил Сорвиголова.
Для английского пехотинца нет более красноречивого ответа, особенно в четыре часа утра, после ночи, проведенной в сыром окопе.
– Подойди ближе, – прохрипел солдат с сильным ирландским акцентом.
Сорвиголова несказанно обрадовался. Ирландцы! Закоренелые пьяницы, самые храбрые и самые разболтанные солдаты Соединенного Королевства!
Жану было известно, что в боевом охранении англичане всегда несут службу по двое. Но знал он также и то, что пара бутылок виски способна оказать на любое количество пэдди свое волшебное действие.
Продолжая пошатываться, Сорвиголова направился к стрелковому окопчику, держа в каждой руке по откупоренной бутылке.
Протянув часовым бутылки и пьяно икая, он произнес:
– Вот и я!.. Говорю тебе – я и есть это самое виски…
– Арра!.. – воскликнул один ирландец. – Ты говоришь ну прямо как по книге! Бьюсь об заклад – ты лучший солдат армии Ее Величества…
– Твое здоровье, братишка! – произнес другой пэдди.
Сорвиголова вытащил из сумки третью бутылку, чокнулся ею с ирландцами и заплетающимся языком поддержал тост:
– И за ваше, парни!..
Ирландцы запрокинули головы и не отрывались, пока уровень жидкости в бутылках не снизился наполовину. А виски, хоть содержатель кабачка и выдавал его за лучший, был что тот купорос. Щеки обоих пехотинцев запылали. Проглотив по полбутылки, они только прищелкнули языками от удовольствия:
– А ну-ка, еще по глотку! До дна!
Сорвиголова, притворяясь, что окончательно осовел, с утробным урчаньем повалился на землю и захрапел. Ирландцы захохотали.
– Приятель-то, кажется, спекся, – заметил один из них.
– А может, у него в бутылке малость осталось? – подхватил другой. – Ну-ка я взгляну.
Солдат выполз из окопчика и, отыскав в темноте Сорвиголову, державшего едва початую бутылку, завладел ею, вернулся к товарищу и в два приема опустошил ее до половины.
– Мал-ленькая добавочная порция, – произнес он, переводя дух.
– А где моя? – потребовал второй и потянулся за бутылкой. Прикончив ее, он вдруг задумчиво произнес: – И знаешь, я бы тоже не прочь малость вздремнуть, как тот парень.
– Ну еще бы! Так ведь минут через десять смена, и если они застанут нас спящими – сам знаешь, что будет!
«Десять минут!» – ужаснулся Сорвиголова.
Притворившись, что просыпается, он поднялся и принялся, бормоча и ругаясь, искать свою бутылку.
– Проклятье! Где ж это моя бутылочка? Удрала, каналья!.. Не-ет, голубушка, не выйдет!.. Иди сюда, мошенница, не то я сам тебя поймаю!.. Не хочешь?.. Все равно тебе от меня не спрятаться…
Спотыкаясь на каждом шагу, падая, снова поднимаясь, он прошел мимо давившихся от хохота стрелков.
Оба пэдди даже не обратили внимания на то, что волонтер, которому они были обязаны угощением, движется в противоположную английскому лагерю сторону. Не заметили они и того, что, по мере того как он удалялся, походка его становилась все более уверенной и быстрой.
Горизонт, между тем, светлел, и очертания местности постепенно выступали из мрака. Чувствуя себя вне опасности, Сорвиголова облегченно вздохнул, но вдруг позади послышался топот конских копыт.
– Кто там шляется? – окликнул по-английски резкий голос.
Едва сдержав проклятие, Жан снова притворился пьяным. Ноги его начали заплетаться, а последняя бутылка виски мигом оказалась в руке.
Всадник, осадив коня на полном скаку, остановился рядом. Конный уланский патруль!
– Ты что тут делаешь, парень? – угрожающе спросил улан.
– Выпиваю и прогуливаюсь… Если и тебе охота – угощайся, мне не жалко…
Увидав какого-то безобидного пьянчужку, улан усмехнулся, отставил пику и потянулся за бутылкой. И пока он тянул виски, Сорвиголова ухватил под уздцы коня, а его свободная рука нырнула в карман доломана.
Изрядно глотнув и не выпуская из рук бутылки, улан заметил:
– Что-то ты слишком далеко от лагеря прогуливаешься!