Капитан Сорвиголова - Страница 56

На фоне брезентового полога отчетливо вырисовывалось лицо спящего, и Сорвиголова мгновенно узнал эти жесткие складки на щеках, крючковатый нос, надменно выдвинутый вперед подбородок и сухие, плотно сжатые губы.

– Майор Колвилл! – невольно вырвалось у него. Офицер, чей сон не потревожила даже стрельба в лагере, при звуках своего имени, произнесенного вполголоса, мгновенно проснулся.

Он зевнул, потянулся и вдруг забормотал, как человек, все еще пребывающий во власти сновидения:

– Сорвиголова?.. Ты здесь? Наконец-то я прикончу тебя, негодяй!..

Он потянулся к оружию, но Жан с молниеносной быстротой успел перехватить правой рукой ствол револьвера, а левой туго стянул и закрутил ворот рубахи на шее майора. Полотно затрещало, майор заворочался, стараясь вырваться или позвать на помощь, но вместо крика из его уст слетел лишь глухой хрип.

– Молчать! – прошептал Сорвиголова. – Молчать! Или я немедленно всажу вам пулю в лоб!

Однако англичанин, вскормленный ростбифом и искушенный во всех видах спорта, оказался настоящим атлетом. Он энергично и отчаянно отбивался; еще мгновение – и он вырвется из рук юноши, завопит, поднимет тревогу.

Жану, разумеется, не составило бы труда всадить в него пулю, но на выстрел сбегутся солдаты. Поэтому, решив угомонить майора без лишнего шума, Сорвиголова нанес ему увесистый удар по голове рукоятью револьвера.

Хрустнула кость, Колвилл тяжко охнул, обмяк и затих.

Не теряя ни секунды, Жан всунул майору в рот кляп из полотняной салфетки и затянул ее надежным узлом на затылке. Затем носовым платком скрутил ему руки за спиной, а ремнем от уздечки стянул щиколотки.

Едва он успел покончить с этим, как послышались тяжелые шаги и бряцание шпор: кто-то приближался к палатке.

Сорвиголова мигом задул ночник, стащил связанного джентльмена на пол, затолкал его под кровать, улегся на его место и, натянув одеяло до макушки, принялся храпеть.

Кто-то осторожно вошел.

– Это я, сэр, ваш ординарец Билли…

– Пшел к черту!.. – сипло прорычал из-под одеяла Сорвиголова.

– В лагере тревога, ваша милость…

Сорвиголова, пошарив в темноте на полу, нащупал сапог и со всего размаха запустил им в ординарца.

Отношение английских офицеров к ординарцам и денщикам далеко не всегда отличается благодушием. Эти джентльмены любят давать волю рукам, а порой и ногам. Сапог угодил Билли прямо в физиономию; он вскрикнул и выскочил из палатки, прижимая ладонь к щеке, ободранной острием шпоры.

До слуха Жана донеслись его причитания:

– Господи праведный! Кровь! Его милость, видно, выпили сегодня лишнего, вот рука-то у них и отяжелела. Лучше бы мне и вовсе сюда не соваться! Уберусь-ка я подобру-поздорову…

«Да и мне тоже не помешало бы», – подумал Сорвиголова.

Пришлось, однако, набраться терпения. Между тем шум в лагере постепенно начал стихать. Не найдя никакой серьезной причины для тревоги, офицеры приписали ее проделкам какого-нибудь пьянчуги, к счастью для себя, оставшегося неузнанным. Ночная жизнь лагеря вошла в обычную колею. Тревогой больше, тревогой меньше – только и всего.

Сорвиголова тем временем сгорал от нетерпения. Прошло уже больше часа с тех пор, как он занял место майора. Давно миновала полночь. Надо было немедленно выбираться из расположения английских войск, иначе начнет светать, и тогда его положение окончательно станет безнадежным.

«Выбираться? Но как? – размышлял Жан. – Верхом? К коновязям больше не подобраться. Значит, пешком. Времени будет потеряно немало, но остается хоть тень надежды на успех…»

Он уже готов был покинуть палатку, когда до него донеслось едва слышное дыхание майора. Жан выругался сквозь зубы.

Поль Поттер на его месте без колебаний перерезал бы горло заклятому врагу буров. Сорвиголова же удовлетворился тем, что оставил его если и не в безнадежном, то, по крайней мере, в смехотворном и постыдном положении.

Жан бесшумно сбросил одеяло, поднялся и, двигаясь ощупью в полной темноте, без труда добрался до выхода из палатки и выскользнул наружу.

Но не успел он сделать и двух шагов, как споткнулся о какую-то темную массу. В то же мгновение лежавший перед палаткой на конской попоне человек вскочил и заорал во всю глотку:

– Караул! Вор!.. Его милость ограбили!..

То был верный Билли, ординарец, уснувший, как пес, у порога своего хозяина.

Проклятье! Где только не гнездится преданность!

Билли попытался схватить Жана за шиворот и, несмотря на то что Сорвиголова наносил ему жестокие удары, продолжал голосить во всю мочь: «Караул! На помощь!..»

Разбуженный военный лагерь снова зашевелился.

Глава 7

Один знаток утверждал, что самые верные псы – те, которых чаще всего колотят хозяева. Однако существует и категория людей, выходцев из простонародья, которых нерушимо привязывают к их господам исключительно побои. Именно таков был и улан Билли, ординарец майора Колвилла.

Ни с одним ординарцем в английской армии не обходились хуже, чем с ним. Одному Богу ведомо, сколько пощечин, зуботычин и всяческих поношений довелось ему вытерпеть на своем веку. И добро бы было за что! Хлестать подчиненных с утра до вечера за малейшую провинность давно стало в британской армии своего рода офицерским спортом. И теперь Билли, расположившийся у палатки майора, защищал своего хозяина с остервенением сторожевого дога.

Жан прилагал отчаянные усилия, чтобы вырваться из цепких объятий улана, который не умолкал ни на секунду и, привыкнув на службе у майора Колвилла к самым разнообразным побоям, упорствовал и не собирался сдаваться.